Неточные совпадения
После обычных вопросов о желании их вступить в брак, и не обещались ли они другим, и их странно для них самих звучавших ответов началась новая служба. Кити слушала слова
молитвы, желая понять их
смысл, но не могла. Чувство торжества и светлой радости по мере совершения обряда всё больше и больше переполняло ее душу и лишало ее возможности внимания.
В этом горячем душевном настроении замыкается весь
смысл, вся сила
молитвы; но — увы! — ничего подобного я лично за собою не помнил.
Сверх того, довольно часто встречались личности, которые, очевидно, не понимали истинного
смысла самых простых
молитв; но и это следует отнести не к недостатку религиозности, а к умственной неразвитости и низкому образовательному уровню.
Однажды отец, выслушав нашу чисто попугайскую утреннюю
молитву, собрал нас в своем кабинете и стал учить ее правильному произношению и
смыслу. После этого мы уже не коверкали слов и понимали их значение. Но
молитва была холодна и не затрагивала воображения.
Молитвенное стояние сократил; слова
молитвы произносил безучастно, не вникая в их
смысл; крестные знамения и воздеяния рук творил машинально, неотчетливо.
Женщины, слушая Зайончека, поднимали очи к небу и шептали
молитвы, а мужчины, одни—набожно задумывались, другие—внимательно следили за оратором и, очевидно, старались прозреть, что за
смысл должен скрываться за этими хитросплетениями.
Так начиналась
молитва, а дальше настолько безумное и неповторяемое, чего не воспринимали ни память, ни слух, обороняясь, как от кошмара, стараясь не понимать страшного
смысла произносимых слов. Сжавшись в боязливый комок, накрывала голову подушкой несчастная девочка и тихо дрожала, не смея повернуться лицом к спасительной, казалось, стене; а в просвете между подушками зеленоватым сумерком безумно светилась комната, и что-то белое, кланяясь, громко говорило страшные слова.
Уныние есть такое состояние души, при котором человек не видит
смысла ни в своей, ни во всей жизни мира. Избавление от него есть только одно: вызвать в себе лучшие мысли свои или других людей, которые были тобою сознаны и которые объясняли тебе
смысл твоей жизни. Вызывание таких мыслей совершается повторением тех высших истин, которые знаешь и можешь высказать сам себе —
молитвой.
Таинство представляет собой столь же необходимый и даже, можно сказать, гносеологически неустранимый атрибут религии, как и
молитва; поэтому, помимо их религиозного постижения, следует понять и этот их гносеологический
смысл.
Булгаков по поводу имясловия написал статью «Афонское дело» (Русская мысль. 1913. № 9), а позднее (в 1920 г.) монографию «Философия имени» (Париж, 1953).], помимо общего своего богословского
смысла, является в некотором роде трансцендентальным условием
молитвы, конституирующим возможность религиозного опыта.
Теперь же
молитва имела
смысл.
— Я все думаю о
молитве, которой выучила меня мать и которую я припомнил на могиле моего отца… Мне не ясен весь ее
смысл… «Прости тому, кто сделал меня сиротою, пошли утешение тому, кто за него несет наказание…» Что это значит? Я не понимаю.
Таков был
смысл горячей, продолжительной
молитвы князя Сергея Сергеевича Лугового. Слезы неудержимо текли из его глаз, но это не были слезы безысходного отчаяния, которое еще так недавно владело его душой. Это были покорные слезы ребенка перед своей горячо любимой и беззаветно любящей матерью.
Молитва совершенно переродила и успокоила князя.
И потому мы верим во всё это в том только
смысле, что это есть идеал, к которому должно стремиться человечество, — идеал, который достигается
молитвою и верою в таинства, в искупление и в воскресение из мертвых.
Верю, что для преуспеяния в любви есть только одно средство:
молитва, — не
молитва общественная в храмах, прямо запрещенная Христом (Мф. VI, 5—13), а
молитва, образец которой дан нам Христом, — уединенная, состоящая в восстановлении и укреплении в своем сознании
смысла своей жизни и своей зависимости только от воли бога.